Случайная новость: Суд заочно арестовал обвиняемого в убийстве трех...
10 апр 21:25Общество

Названа истинная ценность христианства: человеческая жизнь


Названа истинная ценность христианства: человеческая жизнь

Из Дряхлого завета я знаю, что счастье длинной жизни на земле это не грех, а Божья благодать. Ведь Господь вознаградил Иова за его мужество, за то, что он встретил жестокое от самого Господа, длинной жизнью. И говорится в Книжке Иова: «И благословил Господь заключительные дни Иова более, нежели старые; у него было четырнадцать тысяч неглуб/окого скота, шесть тысяч верблюдов… И было у него семь сыновей и три дочери… После того Иов жительствовал сто сорок лет и видал сыновей своих и сыновей сыновних до четвертого рода. И загнулся Иов в старости, насыщенный днями».(Книжка Иова. Гл. 42, 12–17)Все взговоренное в Дряхлом завете о Иове начисто опровергает проповедь патриарха Кирилла о старости. Во-первых, длинная бытие с точки зрения христианства это не «цепляние за бытие от трепета перед смертью», будто болтает патриарх Кирилл, а благодать Божья. Книжка Иова болтает, что в христианстве уважается ценность человечьей жизни, что в христианстве бытие обладает бесспорной ценностью.

И в этом гадливом, уничижительном взаимоотношении патриарха Кирилла к старости, на мой взор, жрать что-то абсурдное. Ведь мы ныне с утра до повечера болтаем о ценности семьи, о том, что мама должна будто можно вяще рожать ребятенков. И я ничего против этого не владею, я человек консервативных взоров. Однако если для нас величава ценность семьи, то мы должны разуметь, что нам нужны бабки и дедушки, какие будут воспитывать внуков и какие будут держать фамилию. А тут звучит уничижительное касательство не всего к старости, однако и к человечьей жизни вообще. Я уже не болтаю о безукоризненно христианской благочестивой палестине спроса, о христианском толковании человека и его жизни. Ведь основным аргументом в защиту дави человека изображает божественное генезис сути человека.

И могу удивить патриарха Кирилла. Я жительствую уже девятый десяток лет не потому, что, будто он болтает, я цепляюсь за бытие из-за трепета смерти, а потому, что я видаю мир таковским, каким я его видал всю бытие, в том числе и в молодости. И ничего старческого в моем взоре на этот мир дудки. И самое адово, у меня дудки времени кумекать о смерти, ибо я, будто рекомендовал Господь и будто было в жизни деда Иова, жительствую «насыщенными днями».

Для патриарха Кирилла, по крайней мере настолько звучит в его проповеди, человек, жительствующий на земле, это прежде итого химия, от коей он будто можно бойче должен освободиться для того, дабы ввалиться в оригинальное общение с Всевышним. Однако я должен напомнить, на это обращал необычное внимание Николай Бердяев, «самой бесспорной истиной благочестивого откровения, данной и в религии Христа, — безмерная ценность человечьего рыла, образа и подобия Божьего, потенциально безотносительного, какого невозможно превращать в средство». Человек не химия, а образ и подобие Божье.

Мне будто, что прозвучавшее в проповеди Кирилла какое-то пренебрежение к люду будто дитю Божьему выступает от расположений посткоммунистической России. Самое адово — мы не всего теряем пиетет к воле, совершенству личности, мы теряем самое основное — пиетет к ценности человечьей жизни. Может быть, я не лев, однако у меня складывается впечатление, что иерархи современной православной церкви не разумеют того, что без почтения к душевной ценности, к безотносительной божественной сути человека невозможно опамятоваться и к Господу. Невозможно возродить веру в Господа, уничтожая ценность человечьей жизни.

С точки зрения христианства божественное прет человек будто дитя Божье от рождения. Иное девало, разинет ли он, человек, в своей душе свою божественную суть или дудки. И мне думается, что великий резон христианства заключался в том, что оно все-таки ладило ударение не на чуде бессмертия или воскрешения из бездушных, а на воле, вожделении человека отворить в своей душе божественное, на его способности всем своим обликом, всей своей душевной жизнью уже на земле приобщиться к Господу. Обратите внимание, Христос призывает возлюбить Господа Господа «не всего всем сердцем и всею душою твоею, однако и всем разумением твоим». И вообще: сравните то, что мы знаем о Божьем, какое будет в душе человека на земле, и то, что мы знаем о Божьем, какое якобы опамятуется к люду после смерти, и вы завидите, что самое основное для религии, для Господа, для доказательства существования Господа — это то, что жрать на этой земле, то, что прет в себе человек, соединивший в себе плоть с душой.

Прочтите книжку «Оправдание добра», написанную русским философом Владимиром Соловьевым. Он демонстрирует, какое гигантское поле творчества, розыска вручает люду божественная бытие на земле, ощущение сострадания, ощущение покаяния, ощущение жалости, ощущение любви, ощущение совести. А что мы знаем о резоне бытия вне земли, на небесах?Ничего. В важнейшем случае Иисус болтает Петру, что на небесах ты будешь болтать то же самое, что болтал на земле. И тут капитальная проблема. Соблазн бессмертия, безусловно, большущ перед сознанием смерти, какое сидит в душе всякого из нас со дня рождения. Однако с иной сторонки, будто мы видаем, вера ничего не может добавить к чуду на небесах, кроме того, что жрать на земле.

Еще один повторяю: если для вас дудки самоценности человечьей жизни будто таланта Божьего, вы ввек не опамятуетесь своей душой к самому Господу. Вот по этой причине я категорически против прозвучавшего в проповеди патриарха Кирилла разинутого пренебрежения к той жизни, какая жрать и какая дарована нам Господом. Человек не может «цепляться за жизнь», будто болтает патриарх Кирилл, ибо один-одинехонек Господь знает, сколько ему дано жительствовать и когда ему дано загнуться. И ведь собственно по этой причине для христианства самоубийство — это великий грех.

Патриарх Кирилл в своей проповеди посвятил бессчетно места рассказу о том, будто Иисус Христос вернул к жизни, воскресил Лазаря, пробывшего в гробу уже четыре дня. Для патриарха Кирилла это сказание о спасении Лазаря, какое жрать в Евангелии от Иоанна, главнейший аргумент в защиту веры в то, что Господь опамятовался и избавил нас всех от смерти. Однако обратите внимание, ведь если бы для Господа было величаво соединение Лазаря с ним после смерти, то он бы не вытаскивал его из гроба. Господь дал Лазарю бытие, дабы он вернулся к жизни на земле. И отсюда получается, что для самого Господа бытие на земле это нечто первостепенное, ибо всего благодаря спасению Лазаря от смерти он может показать свое всесилие. Обратите внимание, в Евангелиях приводятся десятки образцов, будто Иисус выступает и спасает немощных, будто он возвращает больным и немощным бытие и здоровье...

Иисус же взговорил «не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай родителя и мама; и: боготвори ближнего твоего будто самого себя»(19–20). Иисус делает «и настолько во всем, будто хотите, дабы с вами поступали люд, настолько поступайте вы с ними, и в этом закон и пророки». Иисус болтает «берегитесь лжепророков, какие приходят к вам в овечьей одеже, а внутри суть волки плотоядные, по плодам их выведаете их». Иисус делает «не может дерево добросердечное приносить плоды худые, а дерево худое приносить плоды добрые». И самое величавое, о чем запамятовал патриарх Кирилл, — «всякое дерево, не приносящее плода добросердечного, срубают и запускают в жар. И настолько по плодам их выведаете их». И вот самое основное, на мой взор, в христианстве заключается в том, что оно обращено к живому люду, реальному люду и делает его ретироваться от злобна, делает его произвести добросердечно, делает его стать достойным в его собственных буркалах. И в этом христианство видает приближение этого человека к Господу.

Однако тут встает капитальная проблема. Философам, и в частности нашему Николаю Бердяеву, не нравится эта приближенность божественного к человечьему, приближенность к «человеческой ограниченности», то жрать «преломленность божественного света в человечьей тьме, в жестоковыйности человека». Однако истина, какая величава ныне, необычно в диспуте с патриархом Кириллом, какой призывает нас пренебрежительно глядеть к десяткам лет жизни, настоящих нам Господом, заключается в том, что не было иного человека, кроме того, к какому обращается Иисус и какому Он болтает «не убивай, не прелюбодействуй». Если бы не было человека, то мы бы ввек не выведали тайну Господа, ведь сам Бердяев болтает: на самом деле «идея Господа жрать человечья идея».

И в заточение не могу не поделиться думой, какая ко мне опамятовалась, когда я перечитывал Новейший завет. Мне думается, что трагедия России заключается в том, что не было в нашем сознании сути христианства, не было понимания, что все-таки фокусом христианства, его нравственности и его философии изображает учение о первозданной апокалиптической могуществе человека, его жизни. Не было у нас осознания ценности человека, и отсюда наши русские бунты, адовы и глупые. И ныне нам тоже больно величаво помнить о бесспорной величайшей ценности человека и его жизни — о божественной сути человека, какой ввек не может быть оружием. Истинная ценность христианская — это жрать тот человек, какой сам выступает к Господу и на этой земле находит в своей душе амуры к Господу и связь с Господом.
Добавить комментарий
Важно ваше мнение
Оцените работу движка

Новости спорта
ШоуБиз