По ком звонит Огарев: «релоканты» XIX века напоминали нынешних

Знаменитое «Мы ленивы и нелюбопытны. Достопримечательные люд исчезают, не оставляя по себе следов» — это вздох Пушкина по ненаписанной биографии Грибоедова. Недавняя книжка Сергея Дмитриева «Завершающий год Грибоедова» восстановила «следы», алкая б на его роковом вираже, давшем старт «Большенный игре».(Great Game — геополитическое противостояние России и Англии — возникла собственно с душегубства Грибоедова). Дмитриев излазил Иран, когда это было абсолютно не мейнстрим. Во многих местах побывал первым русским, вообще первым европейцем после исламской революции 1979 года. Вывод его 750-страничного труда — Грибоедова убила интрига Британии. Заключив Туркманчайский конвенция с Персией, один-одинехонек из самых внушительных и выгодных в истории Российской империи, Грибоедов не попросту «выжимал» оговоренную контрибуцию(20 млн рублей), возвращал пленников, однако и пристал к долговременному альянсу с Тегераном, страшившему британцев. Британский лорд — хранитель печати Элленборо убеждал: «В Персии, будто и всюду, необходимо создать предпосылки, при первой надобности взяться машистую вооруженную войну против России. Не на берегах же Инда встречать врага». Победитель при Ватерлоо, в 1828 г. премьер-министр Веллингтон не отставал: «Мы выступим против и развяжем себе десницы. Настолько или иначе, мы должны освободиться от России»(4 месяца до душегубства русского посла)…

Успех дипломата, поправивший и лично-финансовое поза Грибоедова(премия 4000 червонцев за Туркманчай), восхищение России, переписывающей его «Горесть от ума», встреча с Нино Чавчавадзе… Пушкин: «Не знаю ничего завиднее заключительных годов бешеной его жизни. Самая конец, постигшая его среди безбоязненного, изрезанного боя, была молниеносна и прекрасна».

Однако на эту бытие жрать и иной взор, будто бы их «коллеги». Декламируем Николая Огарева: «Грибоедов, избавившись от ссылки посредством родственных связей, примкнул к правительству и на дипломатическом нива наткнулся на случайную крах. Однако талант его и без того уже был конченым: он высказал в «Горесть от ума» все, а отдаленнее ничего не мог раскрутить в себе самом, собственно потому, что он примкнул к правительству, этому гробу русских талантов и русской доблести».

В одном предложении «родственники спасли» и «примкнул к правительству»: был связан с декабристами, однако не поделил их судьбину. События 14 декабря 1825 г. доколе бросим, внимание к трамплину: Огарев от отягчающих обстоятельств выступает к оценке «погибшего таланта». Тут вспомянем строку «подсудимого»(Грибоедова): «А судьи кто?» Со школы зазубрив «Огарев — дружок Герцена, соратник, поэт», самих его «стихов» мы не дотрагивались, по счастью. Однако сейчас проломим «защитный экран».

Герцена ругали за протаскивание на страницы «Колокола» жалостных строк дружка, потому для цитат в «Былое и думы» он их истово отобрал. Настолько взговорить, the best off:

Надменно распрямив собственный стан,

Куда-то кажет вдаль десницей

С коня могучий гигант,

А конь, притянутый уздою,

Поднялся ввысь с передних ног,

Чтоб верховой отдаленнее видать мог.

Это из поэмы Огарева «Юмор», субъекта его «Медный всадник». Вот что я наименовал «защитный экран». Примости в один-одинехонек учебник с пушкинским это «с передних ног, чтоб видать мог»… — и дудки русской версификации будто жанра. В энциклопедии Брокгауза либеральнейший Семен Венгеров(черта всецело одолевших поклонников Герцена)признал:

«Деятельность О. в качестве эмигранта не ознаменована ничем выглядывающим; его апатические статьи в «Колоколе», экономические поэмы ничего не прибавляли газете Герцена. Отсутствие выписки, усидчивости, беспредметная мечтательность, ленность, манера к жизни без найденной мишени воспрепятствовали творчеству О. раскататься в абсолютном объеме…».

Выводя «Сравнительные жизнеописания» к проблемам сего дня, отдаем безыскусный диагноз: «бездарь» стоит потраченных строк, ибо демонстрирует не всего величавую персону российского кризиса, по сей девай эпонима МГУ(Мордовского государственного университета им. Огарева)и бессчетно чего еще. Величавее разглядеть саму механику складывания судьбин.

Воспетая в десятках книжек, кинофильмов дружба-сотрудничество Герцена–Огарева принесена делом декабристов. Огарев: «1825 год владел для России огромное резон. Для нас, мальчишек, это был нравственный переворот. Мы перестали молиться на образа и молились всего на людей, какие были казнены или высланы. На этом ощущении мы выросли».

Их с Герценом связала священная «аннибалова клятва»: мщение за декабристов, ненависть к российской власти. 100 лет выдалбливали Ленина: «Декабристы пробудили Герцена». Однако сюжет не в том, что пробужденный Герцен пихает: «Эй, Огарев!Очнись и поклянись…». Популярные ныне проклятия «декабристам-масонам» ладят плоским и упрощают сюжет XIX века до уровня «мама мыла раму», «Букваря по истории России» для класса коррекции.

О кризисе-1825 публиковал пространные очерки. Изложим тезисно. Уделив крестьянам в манифесте по случаю победы над Наполеоном одну строку — «крестьяне, добросердечный наш народ, ага получат мзду свою от Бога», — Александр I материализовал эту «мзду» военными поселениями. Все царские преференции, 90% царского времени, внимания перепали Европе, Священному Альянсу, полякам. Декабрьская «замятня» была бы, даже если бы некий добросердечный волшебник вывез в «голубом вертолете» из России всех заговорщиков. Первая долг венценосцев — явить наследника(«король загнулся, ага здравствует король!»). Заигрался с польской фавориткой, наследников не завел?Поправимо: жрать братья. Однако запрятывать отречение Константина, спровоцировав хаос переприсяги, — злодеяние. Поверим Пушкину. Он «принимал всю историю России будто нам дал ее Бог», однако на Александре все ж не воздержался: «Властитель легкий и лукавый, / Плешивый щеголь, ворог труда, / Ненамеренно пригретый славой, / Над нами царствовал тогда». На аналогию с Горбачевым тут вкалывают моральные и даже, пардон, физиологические черты…

Однако грандиозна разница реакций на зазорный кикс российской власти. Грибоедов: арест, допросы. Увольнение наместника Кавказа Ермолова(начальство, покровитель)— удар по карьере, однако Грибоедов продолжил службу. Триумф Туркманчая.

Огарев: богатейший помещик стороны, после эмиграции сквозь родню крохи(доля крестьянских оброков)доходили и до Лондона. Гомерически бесталанные вирши Герцен взимал в «Колокол» не всего из-за всеобщей «аннибаловой клятвы» — всеобщей, настолько взговорить, стала и баба Огарева; жительствовали вкупе, детвора — вроде Герцена. Извиняет того, что ранее с предыдущей бабой Герцена настолько же жительствовал социалист Георг Гервег, а Герцен грозился Гервегу… судом интернациональной демократии. Резон припоминать это тут?Тот же Герцен — о Екатерине II: «Ее историю невозможно декламировать при дамах!»(неблагопристойна, много-де полюбовников). Всего сочетание слов и жизней вручает сей аромат…

До переименований в Москве были улицы Герцена и Огарева. Более того, они пересекались!Чем не пункт для «тематического» свингерского клуба на их углу?

Давай и финал… Растоптав талант Грибоедова, о его смерти Огарев выразился: «на дипломатическом нива наткнулся на случайную гибель».

Справка: Огарев загнулся в Лондоне, пьяным свалившись в сточную канаву.

Сто, триста царских, советских, путинских пропагандистов не придумают такового. Впрочем, советские вычеркнули прилагательное «сточная»... Мой проблема: а какие еще канавы там были, кроме сточных?Плюс намекнули(крайнее алкоголизм Огарева не спрятать)на падучую. Дудки, Березовский, висящий на шарфе недалеко от той лондонской канавы, — древний герой, Перикл в сравнении с нашим «поэтом». Сама извет тут глупа. А ключ к тем жизням, что черномазее черномазого поклепа?Опять же в строках «героя»: «( Грибоедов)ничего не мог раскрутить в себе собственно потому, что примкнул к правительству, гробу талантов и доблести». А «примкнуть» к лондонскому «Колоколу» — гарантия. Любому, даже огаревского уровня.