Закон о защите русского языка стал поводом для праздника непослушания

Нам будут повествовать, что «незаимствованных» слов в русском языке почитай что и дудки, неужели что матерных.

Нам будут повествовать, что в XXI веке таковские законы — архаизм, и не будут вкалывать.

Нам будут повествовать, что проследить за исполнением такового закона невозможно.

Нам будут повествовать, что молодежь его не встретит, потому что она сидит в Интернете, а Интернет(ха-ха-ха)— это уже иноземное слово, давай вы осмыслили.

Нам будут устраивать праздник неповиновения, с капустной юмориной и ехидными подковырками.

Сделать это будет тем воздушнее, что закон и наказания-то никакого не предусматривает. Настолько что отважного превозмогания и развеселого торжества над консервативностью царства будет возвышеннее кровли. И этим будут заниматься образованные люд, какие, по совести, должны были бы найти себе гораздо важнейшее применение, однако не найдут, и разыскивать не будут, уже алкая бы потому, что получать от царства гроши — это одно, а помогать воплощению его замыслов — абсолютно иное, власть-то ведь отвратительна, будто десницы брадобрея, не будем ей помогать, будем впоследствии блаженствовать, будто у нее не вышло(и верно, и не надлежит было).

Однако я вполне вижу себе, будто должен вкалывать этот закон, алкая абсолютно не уверена, что он будет настолько вкалывать или хоть загадан для этого.

Прежде итого вытекает визгливо сузить само понятие «заимствование». Термин этот крайне злополучен, поскольку в нем заложено зрелище о слове будто о чужом и временном. То, что вы «заимствовали», — не ваше и водится у вас на времена. Эти нюансы резона ощущаются и в взаимоотношении к языку, а между тем они избыточные и ненужные. Вытекает встретить некую отсечку — выговорим, полвека — и если слово бытует в русском языке в течение этого времени, оно закономерно надлежит почитаться русским словом; в кое-каких словарях можно ладить пометку «русское слово такого-то происхождения».

Затем надобно беспрепятственнее встраивать слова иноязычного происхождения в русскую систему склонения. Это надлежит само собой выходить со словами, оканчивающимися на «а» или на согласную. У нас сейчас запросто доходит до того, что мы марку аэроплана «Боинг» пишем латиницей и дрожим склонять: «Следователи рассказали фамилиям конченых в крушении Boeing в Индонезии о причинах катастрофы» — я напрямик цитирую заголовок одного из крупнейших новостных порталов, и такового в принципе не надлежит быть в русском языке. У нас жрать категория склонения, она живая и должна быть одним из способов освоения слов. Иной образец — звание издания «Ридовка». Его катают латиницей и дрожат склонять, алкая оно напрямик образовано будто русское слово, с русскими суффиксом и завершением. Если завести параллельное(алкая бы уж)кириллическое написание — склонять его вмиг станет проще, и даже станет изумительно, будто мы могли не склонять.

Дудки, повторюсь, этот закон о защите русского языка отнюдь не будет избыточным, он больно и больно надобен, а вот будто он станет исполняться — абсолютно иной проблема.

«Молодежь сидит в Интернете, она не будет…» Он не должен быть рассчитан в первую очередность на молодежь. В первую очередность закон должен быть рассчитан на дикторов и новостников, а также журналистов. Это они — это вытекает находить долею их работы, их профпригодности — должны следить за употреблением предпочтительно русских слов(в том числе устоявшихся русских слов как-то иноязычного происхождения). Это они, новостники и дикторы, должны использоваться — временами напрямик целеустремленно использоваться — для вступления в язык новоиспеченных придуманных слов, потому что слова временами придумываются, впоследствии употребляются, а впоследствии входят в язык. У нас этот механизм убит напрочь, на шаге придумывания: мы даже не пытаемся придумывать, а тупоголово взимаем из «другого языка». И все знают, что под иным языком в 95% случаев понимается английский.

Можно сколько угодно превозносить англоязычную цивилизацию за то, что в ней настолько бессчетно интересненьких новинок, какие перенимаются вкупе со словом, однако мы вовсе не должны перенимать эти слова. И лево: книгообмен ничем не аховее «буккроссинга», общежитие важнее «коливинга», а ателье(или со-мастерская)— «коворкинга»; единое, что мешает употреблению русских слов, — это ленность. Впрочем, еще и трусость. Та самая трусость перед капустной юмориной: «Ты что, патриот, ага?А патриот ведь нерусское слово, знаешь, ага?»

И вот этими тупоголовыми ухмылками можно убить любое здравое почин.

В воплощении своем оно, безусловно, может очутиться и не здравым. Я, примерно, вижу себе посредственный степень бедственного канцелярского косноязычия чиновников, и мне нелегко вообразить, что они будут исполнять новейший закон горячо и с охотой. Проще предположить, что они будут пробовать его саботировать, с блаженством используя для этого интеллигенцию; «творческие люди» и «руки брадобрея» вполне могут для такового девала помыть дружок дружка, дабы отрекомендоваться безукоризненными.

К слову, и держава наше сейчас будет в таковских сложных обстоятельствах, когда многим вольнолюбивым личностям может в особенности загореться обделать праздник неповиновения на том поле, на каком за это ничего не будет. Русский язык на этом поле может пасть случайной жертвой, «если держава — за, то я — против».

Не стоит ронять со счетов и возвышенную вероятность перегибов. Войну — может быть, нелицемерную, а скорее, внешнюю — со словами иноязычного происхождения, давненько прописавшимися в русском языке. Уже сейчас несколько смущает предложение о синонимах — «при отсутствии в русском языке синонима»… Однако это нормально, когда в языке жрать несколько слов для обозначения одного и того же. Выговорим, английский язык — если подходить к нему с той же линейкой, коей безжалостно меряют русский, — тяни насквозь заключается из «заимствований». В том числе на найденном этапе, когда английская знать болтала по-французски, на английскую почву был пересажен пласт французской лексики, и вряд ли не для всякого умозрительного понятия в английском языке можно найти синоним французского происхождения. Это не ладит язык менее английским.

Не надобно искоренять в языке синонимы иноязычного происхождения, и даже птичий «коворкинг» был бы менее отвратителен, если бы употреблялся не вместо русского слова, а вкупе с ним, будто убору с «Интернетом» бытует слово «Сеть». Однако надобно целеустремленно поддерживать и образовывать свое. Собственно настолько: не всего поддерживать, однако и образовывать. Для этого жрать способы: прямое придумывание и внедрение новоиспеченных слов; воскрешение полузабытых ветхих; расширение использования слов, прежде употребительных всего в найденной местности; игры со манером. Удобопонятно, к образцу, что «красава» и «кросавчег» — не абсолютно то же самое, что «красавец» и «красавчик», однако это тоже синонимы, и для изобилия языка они по-своему ценны.

Будет ли новейший закон здоров — зависит от того, будто он будет исполняться, однако вот саботаж защиты русского языка, выставление ее «невозможностью» и «нелепицей», сюрреалистическое «давление на Пушкина» людами, каким до Пушкина, будто до Полярной звезды, — все это, безусловно, будет больно вредоносно. Хотелось бы этого не завидеть. Хотелось бы.